О несовершенстве российского законодательства, связанного с сексуальным насилием над людьми, с известным российским юристом, адвокатом Игорем Леонидовичем Труновым беседует главный редактор вестника «Московский омбудсмен» Константин Галузин.

– Игорь Леонидович, недавно в Общественной палате России состоялся круглый стол на тему насилия над женщинами.

– Позвольте сразу вас поправить: проблема насилия, действительно, важная и латентная, но она не несет на себе гендерной окраски. Вы ведь наверняка слышали о тюремном термине «опущенный», применяемом по отношению к мужчинам, подвергшимся сексуальному насилию в тюрьмах. А у нас в местах заключения находится примерно миллион мужчин. Сегодня, к сожалению, блатной слэнг проникает даже в высказывания политиков высокого ранга, в народе блатные песни более чем популярны. И все это, вместе взятое, влияет на людей, не связанных с криминалом. Но это только вершина айсберга, а его середина – наказание через призму сексуального насилия. Как женщин, так и мужчин. 

– Однако разница все-таки есть.

– Да, женская проблема – в слабости, женщина физиологически слабее мужчины и поэтому требует защиты. При сексуальном насилии подает заявление на обидчика. Мужчине подать заявление сложнее, у него проблема – «от тюрьмы не зарекайся», и если он попадет в тюрьму, а подвергшийся сексуальному насилию на тюремном жаргоне «опущенный» – это клеймо на всю жизнь! Поэтому в полицию мужчины об этом преступлении крайне редко заявляют. 

– Насилие над женщинами, насколько я помню статистику, больше проявляется в семье?

– Да, но это вопрос латентный, поскольку наши законодатели категорически не понимают та- ких проблем! Сексуальные преступления переведены в разряд частнопубличных обвинений. Это значит, что, если случилось преступление, государство без заявления потерпевшего возбу- дить дело не может. И это глубоко неправильно. Заявление о возбуждении уголовного дела – сложный юридический документ, должно содержать признаки состава преступления, признаки субъекта, субъективной стороны, объекта и объективной стороны. Рассматривается лишь заявление, поступившее в надлежащий орган, это посредственность и территориальность. Заявление должно быть составлено с соблюдением юридической техники, иначе отказ.

– А государство помогает жертве написать заявление?

– Нет, конечно! Это же не вхо- дит в его обязанности из-за частно-публичной формы обвинения. Поэтому мы и имеем огромную латентную преступность. В таких ситуациях начинается давление на жертву: деньгами или за- пугиванием, а то и физически, насилие продолжается, жертва забирает заявление, и дело, если оно заведено, тихо «умирает». Но в большинстве случаев человек и заявление не пишет, прекрасно зная, чем это кончится.

– Можно ли сломать эту систему и если да, то как? 

– Только уходом от частнопубличной формы обвинения.  

Поменяли же мы концепцию правоохранительной и судебной систем! Сейчас осуждение преступника рассматривается не как месть за содеянное, а как профилактика возможных правонарушений. Если мы уйдем от частно-публичной формы, то основа обвинения в насилии сразу меняется: это уже будет не разборка «Тани с Ваней», а дело общества, государства по борьбе с преступностью. В этой ситуации возможность забрать заявление или прекратить дело за примирением сторон означает вступить в противоречие с нормами международного права, которое рассматривает насилие по отношению к женщине, в том числе и в семье, как преступление против общества. Такие вопросы примирением заканчивать нельзя! Это положение четко выражено в Стамбульской Конвенции Совета Европы №210, которая у нас не ратифицирована. В современном мире подобный вопрос иначе не реша- ется. Это не пустяк, а публичное обвинение, вопрос государства, которое выясняет, кто из двоих виноват.

– Из двоих?

– Да. Женщины могут и спрово- цировать, и сфальсифицировать, написать ложное заявление, например, с целью вымогательства денег. Так что тут две стороны: либо он негодяй, либо она лжет и вводит суд в заблуждение. Определить это несложно, сейчас, помимо фиксирования сле- дов побоев, существуют научные методы доказывания, которые моментально все проясняют. И кто-то должен ответить за свое преступление по всей строгости закона.

– Но если речь идет о семейном насилии, дело вполне может закончиться миром: одно дело – уличное насилие, другое – семейная разборка.

– С точки зрения мировой практики это выглядит, я бы сказал, диковато. В законода- тельстве любой цивилизованной страны не существует разницы – привлечение к уголовной ответственности за изнасилование своей жены или посторонней женщины. И это норма.

Если совершил правонаруше- ние, и это доказано (побоями, экспертизой, свидетельскими показаниями и т.д.) – отсиди назначенное судом и живи дальше, если хочешь, с этой женщиной, но соблюдай закон. Неважно, где это произошло, на улице или дома, во всех случаях строгое наказание. В Стамбульской Конвенции Совета Европы формы противодействия семейному насилию прописаны четко: предоставление женщинам доступа к услугам по оказанию помощи и содействию их реабилитации от актов насилия, включая юридическое и психологическое консультирование, финансовую помощь, услуги здравоохранения и жилье, а жертвам изнасилования – доступ к горячей линии и услугам по реабилитации от сексуальных травм и т.п. У нас это пока, к сожалению, не работает. 

– А как насчет самообороны? Известны прецеденты, когда у нас при ее превышении стра- дала жертва.

– Самооборона законом определяется как соотношение вреда причиненного к вреду предотвращенному. Иными словами, женщина не должна причинять своему насильнику вреда больше, чем причинил ей он. Но при этом указывается, что изнасилование не является причинением вреда жизни и здоровью вообще. В соответствии с действующим законодательством женщина обороняться не может, поскольку при изнасиловании вреда ее здоровью и жизни насильник не причиняет.

– Абсурд!

– Абсурд. Вот, например, Татьяна А. из Бийска убила своего насильника и получила восемь лет лишения свободы. Законодатель не понимает, что изнасилование – это психологическая травма на всю жизнь, тем самым она наносит человеку необратимый вред.

Необходимы поправки в наш Уголовный кодекс. Я предлагаю примечание к статье 108: (убийство при превышении обороны) примерно такое: «Не является превышением пределов необ- ходимой обороны причинение смерти лицу или причинение вреда здоровью во время совершения им покушения на деяния, предусмотренные ст. ст. 131 «Изнасилование» и 132 «Насильственные действия сексуального характера» УК РФ».

– Как работает закон о насилии в других странах?

– Мы изучали законодатель- ство США (там законы разные во всех штатах), потом ФРГ. Наши выводы: к изнасилованию в этих странах относятся кардинально жестко.

Что касается нас. На мой взгляд, истоки наших проблем в следующем. Мы долго жили при социализме, и у большинства людей сформировался опреде- ленный менталитет – социали- стический. Сейчас социалистиче- ских отношений нет, им на смену уже давно пришли рыночные, а менталитет остался, в том числе и у законодателей.

Например, вы не можете защи- щать свое имущество, посколь- ку соответствующей нормы в нашем Уголовном кодексе нет. Представьте: приходит к вам до- мой грабитель и говорит: «Я тебя не трону, если не будешь мне ме- шать!» И не трогает, но выносит из квартиры все. А защищаться ты можешь только, если есть вероятность причинения вреда твоей жизни и здоровью! Все, что можно сделать в такой ситуации, – пойти в полицию и написать заявление о грабеже. В миро- вом законодательстве защита имущества действует наравне с защитой жизни и здоровья, у нас в России – нет.

– Фундаментальная недора- ботка…

 – Аналогичная ситуация с защитой от физического насилия: напали на вас в темном переулке, а «разбор полетов» идет в светлом кабинете, где собрались профессионалы в погонах, включая следователя. Им решать, превы- сили вы уровень обороны или нет. Хотя из-за неожиданности нападения жертва вряд ли может оценить уровень опасности. И вообще, что это было: посягательство или нападение? Такими нестыковками пронизана вся статья 37 УК РФ. 

Необходимая оборона не должна выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения, и также избранный способ защиты должен быть соразмерен нарушению. Кабинетные рекомендации трудно понять юристу в спокойной обстановке, самооборона про- исходит в сложных психологических условиях конфликтной ситуации. Защищающемуся сложно определить, в какой степени представляет общественно опасное деяние угрозу его жизни и здоровью, т. е. определить последствия – смерть или тяжкие телесные повреждения. В экстремальной ситуации, сопряженной с большими физическими и психологическими нагрузками, в условиях реального инцидента нужно предугадать, какие последствия могут наступить и сопоставить их с угрожающим вредом. Принять ответственное и юридически верное решение. 

На упомянутом уже круглом столе представитель правоохранительных органов сказал: «Есть закон, и мы его соблюдаем. Мы не можем выйти за рамки». Мое мнение: эта фраза для людей, которые сами никогда не сталкивались с законом.

Пробельность и расплывчатость формулировок закона, отсутствие конкретных определений отдают решение о право- мерности либо неправомерности применения самообороны на откуп должностному лицу, а это питательная среда коррупции.

– В том числе и в корыстных целях?

– Конечно! Негативно влияет «палочная система отчетности». Сотруднику правоохранитель- ной системы сегодня нужно поймать преступников больше, чем вчера. Следователю выгоднее раскрыть крупное преступление. Это сразу и «звездочки» на погоны, и продвижение в карьере, и деньги-машина-дача. А он уже всех нехороших в своем районе пересадил. Что делать?.. И вот следователь разбивает преступление, которое под рукой, на части: из карманной кражи делает разбой, вот вам и эффективная работа!

Не менее порочен обвинительный уклон судебной системы в части того же изнасилования. Оправдательных приговоров 0,4%. Поэтому в наших тюрьмах так часто оказываются невиновные люди, и это огромная проблема, в том числе для государства. Заключенных надо содержать, а это весомая нагрузка на бюджет!

Известно, что в общей массе населения маргиналов у нас, как и во всем мире не больше 2-3 процентов. Это профессиональные преступники и маньяки, которых уже не исправить. К тому же 400 лет существования пенитенциарной системы убедительно доказали, что тюрьма не исправляет. Вывод один: она полезна лишь тогда, когда исправить человека невозможно, для всех остальных наказание должно быть внетюремным. 

– Мы немного отклонились от темы.

– Что касается насилия над женщинами… Здесь, как прави- ло, 70 процентов рецидива, при отсутствии системы государственной ресоциализации: вышел из тюрьмы – и снова за свое, он иначе не может.  

– И все равно нельзя защи- щаться?

– Сегодня – нельзя. Жертве в абсолютном большинстве случаев будет предъявлено превышение необходимой обороны. Исключение – вмешательство СМИ, да и тогда спасти человека не всегда удается.

– Что же делать? Ведь что-то делать надо!

– Очень просто: выбрать новую Государственную думу!

– Звучит неожиданно.

– Нет, все логично. Сейчас пояс- ню. Дума – это законодательный орган. Там должны находиться люди, понимающие, что именно они делают. А кого часто выбирают? Артистов, спортсменов… Они, конечно, хорошие, популярные люди, но… Ни одной законодательной инициативы от них не поступает, да и не может поступить: боксер отлично знает, как отправить противника в нокаут, но не более того. А депутатам надо знать и федеральное законодательство, и международное право. Более того, любой предлагаемый законопроект должен быть пролонгированным, необходимо заранее просчитывать последствия его применения! Это под силу только профессионалам.

– Статья об изнасиловании внешне, по-моему, практи- чески не менялась со времен СССР?

 – Именно внешне, в первом приближении! И что думает об этом обыватель? Раньше 117 статья УК за изнасилование предусматривала от 3 до 7 лет, сейчас ч.1 ст. 131 УК РФ – от 3 до 6-ти. В чем разница? Разницу с трудом найдешь в Уголовно-процессуальном кодексе, куда обычный человек вряд ли заглядывает. Именно УПК относит изнасило- вание к частнопубличной форме обвинения. 

– Как вы полагаете, если Россия ратифицирует Конвенцию Совета Европы, что-то изменится к лучшему? 

– Естественно, конвенцию нужно ратифицировать, не зря же она принята в 25 странах. Но предварительно необходимо создать рабочую группу, провести тщательный анализ этого документа, поскольку не все его положения нам подходят, требуются определенные оговорки.

– И, как вы сказали, избрать при этом компетентную Думу?

– Работу законодательной ветви власти дополняют институты гражданского общества, способные подать туда прорабо- танные предложения, которые могут пройти. И тогда можно будет многое сдвинуть с мертвой точки, в том числе и вопросы противодействия насилию.