До октября 2002 года адвокат был широко известен разве что в узких кругах. После 23-25 октября, когда около 750 человек были захвачены террористами в театральном центре на Дубровке при просмотре мюзикла Норд-Ост, его имя узнал весь мир. ‘Он был одним из немногих адвокатов, которые предложили свои услуги родственникам погибших и пострадавшим в результате террористического акта (штурма театрального центра).

Сегодня Игорь Трунов защищает не только жертв Норд-оста. Он представляет интересы в суде жителей домов, которые были взорваны в Москве и Волгодонске в 1999 г. По этому делу приговор был вынесен недавно: в январе этого года два исполнителя терактов Юсуф Крымшамхалов и Адам Деккушев получили пожизненные сроки лишения свободы.

Трунов помогает и жертвам взрыва в московском метро 6 февраля, и пострадавшим из-за обрушения крыши аквапарка Трансвааль (14 февраля).

– Игорь Леонидович, злые языки утверждают, что за громкие дела, такие, как теракты или обрушение крыши в Трансваале, вы беретесь ради саморекламы?

– В данной ситуации профессия адвоката сродни профессии врача: к вам пришел пациент, вы стали его лечить, а потом к вам вопрос, а в честь чего вы взялись его лечить? Одни скажут, ради саморекламы, а я считаю, что это профессия такая.

И людей жалко ведь ко мне обратились люди, у которых не было денег на адвоката.

В случае с Трансваалем немного иначе. Во-первых, здесь не верна была квалификация. А во-вторых, что меня больше всего взволновало и почему я вообще вмешался,- надо было срочно накладывать apecт на активы аквапарка. Как практикующий адвокат я знаю, что виновные быстро выведут активы, и завтра, когда вы предъявите иски, взыскивать будет нечего. Арестовывать надо, чтобы виновный действительно заплатил людям, мог это сделать. Власти говорят: мы отобрали лицензии. Ну и что? Что с ними делать-то?

-Кто же виновен в обрушении крыши в аквапарке?

– А тут пока не важно, кто виновен. Человек, которому оказаны ненадлежащие услуги, по закону имеет право предъявить иск тому, кто предоставлял эти услуги. И эта фирма, после того, как заплатит потерпевшим, имеет право регресса к действительно виновному лицу. То есть это головная боль того, кто оказал услугу, завтра найти виновного, чтобы сбросить свои беды и печали на него. Иначе говоря: пришел, отравился в ресторане, вот к ресторану и предъявил иск, а он пусть потом найдет, кто ядовитую колбасу изготовил и на каком комбинате. У нас ответчик – держатели контрольного пакета акций аквапарка, фирма “Терра-Ойл”.

Мы предъявляем иски пока от пяти человек. Среди них – два ребенка, которые лежат в больнице. У них кошмарная ситуация: тяжелые ушибы, переломы. Но уже звонили и люди, которые сейчас заняты похоронами. Мы же пока подаем иски только от тех семей, где нет погибших. То есть люди могут собрать необходимые документы.

– Какие требования в исках?

– Возмещение морального и материального вреда. Вред причинен здоровью, возможно наступление инвалидности, утрата трудоспособности…

Человек, которому оказаны ненадлежащие услуги, по закону имеет право предъявить иск тому, кто предоставлял эти услуги.

– Уже есть какая-то конкретная сумма?

– Мы остановились на той судебной практике, которая существует в России: несколько дел о возмещении морального вреда в миллион долларов. Мы выше этой планки не пошли. У нас три тяжелые ситуации, где мы требуем выплатить по миллиону долларов, и два иска от людей, которые, скажем так, легко отделались,- по 300 тысяч долларов.

– Как вы думаете, удастся истцам получить компенсации? Например, жертвам Норд-Оста с выплатами не очень повезло: им вообще отказались компенсировать моральный вред и удовлетворили только те иски, где содержались требования о возмещении материального ущерба, в частности, по утере кормильца.

– Это сложный вопрос. Я не первый день работаю адвокатом, но в суде меня постоянно ждут неожиданности. Порой выносятся такие решения, которые при всем моем опыте меня шокируют.

Возьмем, тот же Норд-Ост. Двадцать шесть исков удовлетворены Тверским судом Москвы. Исполнительные листы уже работают, компенсации выплачиваются. Но двадцать седьмой истец, который подал иск в Басманный суд, получает отказ! Иск этот заявлен иностранным гражданином -Олегом Жировым, голландцем. Я судье говорю: Как же так, ведь по двадцати шести искам уже есть решение и оно положительное, а 27-й вдруг не удовлетворен, почему? Что ж это, россиянам платим, а иностранцам нет? Не может быть такого. Знаете, что мне судья ответил? Он сказал: У меня же не Тверской суд, у меня Басманное правосудие…. А это ведь полностью идентичные дела: все Норд-Ост , все по потере кормильца, я даже фразы не менял в исках и на выступлениях в суде!

По искам о компенсации морального вреда еще не было вынесено ни одного положительного решения. Но ведь если человек под дулом автомата трое суток не ел, не спал, потом его травили газом, чудом остался жив он на сто процентов перенес моральные страдания, которые подлежат компенсации! Сейчас эти иски рассматривает Президиум Московского городского суда. Еще своего слова не сказал Верховный суд. И у меня есть надежды на компетентность и профессионализм коллег, которые там работают. Мы с ними, кстати, на эту тему даже несколько книг написали.

– Сколько всего было исков от жертв Норд-оста?

– Шестьдесят пять. Двадцать шесть удовлетворены. И весь март будут проходить слушания в суде, в конце месяца – практически каждый день.

Но даже то, что выплачивается властями – это копейки. Мы сейчас добиваемся, чтобы оплачивали не только похороны, но и поминки, поскольку они должны быть по православной традиции.

– Копейки, это сколько?

– На всех единовременно выплатили 650 тысяч долларов плюс ежемесячные выплаты. Цифры на всех разные: все зависит от того, сколько погибший зарабатывал. Если он не работал,- ничего не положено, свободен. Если погибший был ребенком -свободен. То есть жизнь ребенка ничего не стоит, жизнь взрослого человека, не имевшего иждивенцев, то есть родителей или малолетних детей ничего не стоит, не приходи даже и не обращайся. Из 750 пострадавших право на материальную компенсацию имеют от силы 80 человек!

– Родственники погибших и те, кто был в заложниках в театральном центре, даже спустя полтора года после захвата обращаются в суд…

– Мы несколько дней назад обратились с иском от гражданки Украины Елены Бурбан, у которой погиб муж. Сама она стала инвалидом.

Здесь, кстати, тоже очень острая проблема. На сегодняшний день случай Бурбан единственный, где человек имеет возможность доказать причинно-следственную связь своей инвалидности. Наша медицина получила негласное указание – причинно-следственные связи не устанавливать.

Инвалидов после Норд-оста осталось много, но когда мы приходим в суд, нам говорят: Докажите, что это от газа!, а медики говорят: Мы этого газа не знаем, как мы можем сказать, что инвалидность именно от него?!”. И получается, что ты сам по себе стал инвалидом.

Украина другое государство, там врачам, видимо, указаний не давали по этому у молодой еще девушки Елены, а теперь инвалида второй степени, есть все документы, подтверждающие, чем причинен вред здоровью.

– А почему люди так поздно обращаются в суд, ведь прошло почти полтора года с момента захвата театрального центра?

– Дело в том, что нужно собрать очень много справок, всяких выписок, подтверждений, получить постановление о признании потерпевшим от следователя. А я не могу сказать, что следствие добродушно и приветливо относится к потерпевшим, если не сказать больше. Собрать эту кипу документов очень сложно. Вы бы видели, сколько документов привез голландец Жиров -целый том! И все равно получил отказ.

– В случае с Норд-Остом вы судитесь с правительством Москвы, с департаментом финансов. Давление со стороны властей на вас оказывалось?

– Разумеется. Телефоны прослушивают, за мной постоянно ездит машина, стоит возле дверей нашей юридической консультации. Доходит даже до смешного. Когда двое суток стояла одна и та же машина, я вызвал милицию и говорю, вы знаете, тут вот стоят какие-то уже второй день, наверное, бандиты. Милиционеры приехали, вытащили их из машины, а те показывают корочки – ФСБ.

– А звонков с предложениями прекратить защиту жертв Норд-Оста не было?

– Звонков не было. Однажды приглашали на беседу, но речь там шла о другом: сказали, что если я сделаю откат, то вопрос с возмещением решится быстро и без проблем. Я на это пойти не смог. Просто не мог представить конструкцию, как мне, не замаравшись, сделать этот откат.

Хотя я прекрасно понимаю, что в нашей коррумпированной системе это реальное предложение: без отката почти ничего не делается. Но как мне объяснить сироте, что я у тебя 30 процентов забираю и отдаю какому-то дядьке!? Да чтобы это еще не вылезло?! Смогу я доказать, что кому-то их отдал? Нет! Получится так, будто я у сироты забрал, а был откат или не было -неизвестно.

– Жертв терактов вы защищаете бесплатно, а зарабатываете-то как?

– Я адвокат такого уровня, которых в стране, скажем так, немного. Я веду не только эти дела, а участвую и в ряде других судебных процессов, представляю интересы крупных компаний. Я – дорогой адвокат.

Многие думают, что если я бесплатно веду дела ли я бесплатно веду дела сирот и вдов, значит, я вообще в работе бескорыстен. Такие граждане бывают шокированы, когда узнают, насколько дорого стоит мое участие в судебном процессе.

– Насколько же это дорого?

– Я не буду говорить, поскольку гонорарная политика – это адвокатская тайна, предмет соглашения между защитником и клиентом. Все зависит от сложности дела, от его объема, продолжительности. Естественно, от финансовых средств: то есть если решается судьба ста миллионов долларов, это одна сумма, если однокомнатной квартиры – другая.

– Недавно по делу о взрыве домов в Москве и Волгодонске был вынесен приговор, согласно которому исполнители терактов были приговорены к длительным срокам заключения. Дело засекречено, но…

– И я не понимаю, в честь чего его засекретили. Сто томов! Я все сто изучил – ни одного материала секретного нет. Ну, чего в них секретного? То, что они в сарае гексоген мешали с алюминиевой пудрой?

Я неоднократно ходатайствовал о том, что нужно допустить прессу на заседания. Больше того -прямую трансляцию устроить, чтобы было воспитательное воздействие на тех, кто собирается по-легкому срубить денег таким путем, чтоб неповадно было, чтоб понимал, чем это кончится, и насколько тщательно с ним будут разбираться.

Ту часть приговора, которая была зачитана судьей, и незасекреченные материалы я разместил на своем сайте, чтобы не было всяких кривотолков и домыслов. Ведь появилось много собственных расследований,что все было не так, что чуть ли не спецслужбы взрывали дома.

– Не знаю, будет ли это рассекречиванием материалов дела, но, насколько доказана вина осужденных?

– На все сто процентов, к бабке не ходи. Осужденные полностью дали расклад: показали, где в сарае бетономешалкой мешали смесь селитры, алюминиевого порошка и еще каких-то компонентов, которые можно достать на наших заводах. Сами ездили на эти заводы. Есть свидетели – например, хозяин бетономешалки приехал в Москву и признался: Да, я дал им бетономешалку, вот она эта бетономешалка. Сделали экспертизу, которая показала, что, да, в ней мешали препараты идентичные тем, что с места взрыва.

Потом эти двое прошивали мешки, в которые упаковали продукт. Ездили на сахарный завод, взяли прошивочную машинку. И пошивщика этого нашли, он тоже признал: Да, я давал. Потом поехали на завод и купили алюминиевую пудру. Проверили завод – да они,да были. Здесь целый ряд свидетелей и доказательств. Я даже не беру царицу доказательств, которая у нас все царит в России – чистосердечное признание. Это искусство у нас достигло такого совершенства, что даже те, кто вышибает, дают признания. Поэтому я ориентируюсь только на свидетелей и вещественные доказательства.

Есть в деле еще и пленка, на которой снят расстрел российской военной колонны в лесу в Чечне. На ней видно, как один из осужденных – Деккушев – добивает, дорезает наших солдат. Снимали сами чеченцы. Видимо, для отчетности.

– Шестого февраля был взрыв в метро. К вам не обращались за помощью, вы сами ничего не предлагали?

– Я ничего не предлагал. Но я думаю, сейчас, когда пройдут первые поминальные дни, стихнет немножко боль утраты, естественно обращения будут. Потому что по всем террористическим актам они были.

– Вы возьметесь за эти дела, если вас попросят?

– Само собой, иначе даже быть не может.